Выходной день. Узюм, лягушки и кильки пряного посола

Еще в пятницу Мариша сообщила просто потрясающую новость! Эрни аж подпрыгнул на стуле! Оказывается, их обоих пригласили участвовать в походе выходного дня! Это когда складывают в рюкзаки всякую вкуснятину вроде сгущенки, тушенки и в больших кастрюлях кусочки сырого мяса в специальном соусе и с луком и с перцем, и еще макароны и даже картошку, а кроме того, еще палатки и, главное, не забыть ложку, кружку и зубную щетку и полотенце! А Алеша Галкин возьмет гитару, и они все вместе уедут на электричке далеко-далеко в лес и будут жарить мясо на костре и петь песни! Вот!

— А мы с тобой возьмем что-нибудь из фруктов и сварим для всех компот!
— Мариша, а давай сухофрукты возьмем, а?
— Эрни! Летом? Свежего всего полно!
— Нууу…. Ну, немножко! Я сам понесу!
— Ой, делай, как хочешь! Кстати, Галкин сказал, что будет учить нас есть лягушек… Я ему сказала, что убегу, если он…
— А я попробую! Я никогда не ел лягушек! Непременно попробую! И еще… Мариша, можно я возьму маленькую подушечку? А то я без подушки не усну!
— Ну, бери, что с тобой поделаешь!

День пролетел незаметно, и Эрни с Маришей отправились быстро-быстро собирать рюкзаки. Нужно было уже к шести часам приехать на Рижский вокзал.

Собралось четырнадцать человек. Алеша Галкин всех пересчитал и записал! Чтобы не потерялись! В электричке заняли два отделения, уложили рюкзаки и стали петь.

Такого Эрни даже представить не мог! Нет, ну кое-что из этого он слышал, когда к маме приходили ее студенты. Но чтобы распевали плакаты из метро!

Тростей, зонтов и чемоданов
Ты на ступень не станови!
Не облокачивайся на перила!
Стой справа, слева проходи!

Это еще ничего! Но дальше!

Пока сидишь ты здесь в театре
Твое имущество горит!
«Страхуйте жизнь, пока не поздно,» —
Плакат Госстраха говорит!

Потом спели песню про писателя Толстого, который «не кушал ни рыбы, ни мяса, ходил по аллеям босой», потом про венецианского мавра Отелло, Дездемону и ее папу, который «любил уж очень сыр голландский московской водкой запивать», потом про неандертальца, питекантропа и его несчастную подругу… Эрни был счастлив! Он даже записал все это!

…И теперь я часто вспоминаю
Холодок базальтовой скалы…
Как того соседа доедая,
У костра с тобою мы сидим..
И ночами снится мне недаром.
Солнца свет и костровища дым,
Тронутые грязью и загаром
Ноги волосатые твои…

Но гитару взяла Анечка Федорченко и… И вот тут Эрни впервые услышал то, что впоследствии станет его наркотиком. Тогда, в те годы еще не было слов «авторская песня», и авторов этих знали немногие, и бардами их не называли. Это все пришло позже. Ах, какой дивный голос был у этой медсестрички!

Ты мое дыхание,
Утро мое ты раннее,
Ты и солнце жгучее,
И дожди…
Всю себя измучаю,
Стану я самой лучшею,
По такому случаю
Ты подожди…

А когда запели «Люди идут по свету», Эрни спросил: — Это — гимн туристов? — И все заулыбались.

От станции Опалиха нужно было, как сказал Алеша Галкин, пройти около пяти километров, там и будет их лагерь. Как истинный джентльмен, Эрни попытался забрать часть груза из Маришиного рюкзака, но она только кивнула в сторону рыжей Маши Герман. И Эрни (ну только с самой чуть-чуточкой смущения) забрал у девочки какой-то здоровый пакет.

— Только смотри, не потеряй!
— Лаааадно! А что там?
— Потом скажу! — хихикнула рыжая Машка.

Часа через полтора туристы вышли на небольшую полянку на пригорке. Внизу тихонько булькал ручеек.
— Привал! — скомандовал Алеша Галкин, и все скинули рюкзаки.

Парни начали ставить палатки, а девушки отправились собирать валежник для костра.
— Эрни! Сходи с Сашкой Гореликом, наловите мне лягушек! Он знает, каких надо! Ладно, ладно, Мариша, я буду их готовить отдельно!

Эрни схватил здоровенный котелок, а Сашка — сачок, как для ловли бабочек.

Метров за пять до берега ручейка Сашка дал знак затихнуть. Потом показал рукой на то место, откуда доносилось кваканье.
— Квакают самцы! У них на голове, чуток сзади, есть такие пузыри. Они их надувают, а потом воздух оттуда стравливают. Вот и получается кваканье! Они-то нам и нужны! Самцы большой зеленой лягушки! Ты стой рядышком и не шевелись, а я буду их сачком ловить!

Через полчаса котелок был уже по самый верх заполнен лягами, и Эрни с трудом удерживал их внутри крышкой.

Когда охотники за земноводными вернулись на полянку, костер уже пылал вовсю, на перекладинке висели три котелка, и в них булькала вода. Алеша вынул из рюкзака еще один котелок, нож и здоровенную иголку.

— Вот, учись! У лягушек съедобны только задние лапки. Перед тем, как их отрезать, нужно сделать так, чтобы лягушке было не больно. Для этого ей прокалывают иголкой позвоночник, вот тут, ниже головы. Садись на мою складную табуреточку и трудись! Лапки — сюда, а бренные останки — на газетку. Понял? А я потом положу лука, сметаны и перца-соли немного и потушу на костре.

Когда последняя пара лапок улеглась в котелок, Эрни почувствовал, что ужасно устал и хочет спать. Он отнес котелок поближе к костру, поставил рядом с другими и залез в свою палатку. Нащупал в темноте заранее положенную посередине подушечку, взбил ее ладошками и улегся.

— Странный запах, — подумал Эрни. — Интересно, кто это пролил на нее соус из килек пряного посола, — подумал он, но мгновенно уснул.

Трудно сказать, сколько он проспал, но проснулся от истошного вопля Мариши. Пулей малыш выскочил наружу. Ребята, что называется, умирали со смеху! Некоторые прям-таки валялись! Утирая слезы, Сашка Горелик объяснил:

— Твоя Марь Федоровна сидит себе на Алешкиной табуреточке и уплетает прямо из котелочка. И вдруг говорит:
— Вот, до чего додумались! Тушенку, видать, из кур делают! А косточки такие вкусные!
Тут Алешка как закричит:
— Марь Федоровна! Вы котелки перепутали! Вот ваши макароны с тушенкой, а это — мои лягушки!

— А где она, в смысле, Мариша? Куда вы ее дели?! — заволновался Эрни.
— Хм…. Там….в кустиках!

В это время из Эрниной палатки выполз Эдик Демин. Надо сказать, что Эдик хоть и был уже вполне взрослым, но ростом был ненамного выше Эрни.

— Ты откуда там взялся? — Спросил малыш.
— Да, видно, за неделю устал, вот и уснул сразу, как палатку поставили… Но вот одного понять не могу, кто это меня там, в палатке, все время по заднице похлопывал? Странно!

Было уже темно и никто, конечно, не увидел, как Эрни густо-густо покраснел.

— Марь Федоровна! Идите сюда, я вам кофе со сгущенкой сделаю! Саня, открой моим тесаком банку! — попросил Алеша.

Мариша появилась из кустов и тихонько произнесла:
— Надеюсь, там косточек не будет! Ой, Алешка, убила б я тебя, да сама виновата! А вообще то, если честно сказать, это, действительно, вкусно! Но, тс-с-с-с! Ни слова больше!

Эрни подошел к Сашке Горелику и попросил:
— А мне дашь сгущенки просто так, без кофе?
— А куда тебе налить?
— Хм! Даже теперь и не знаю, где моя кружка…
— Тогда подставляй ладошки!

Эрни благополучно слизал с рук все, что туда попало, но тут в отсветах костра обнаружил, что на земле образовалось небольшое молочное озеро! Он взял ложку и начал его осушение.

— А я такой шгушшонки ишшо никогда не эл, — заявил он с набитым ртом!
— Какой? — поинтересовался кто-то.
— С узюмом!
— С чем?! С изюмом?
— Ага!

Алеша Галкин посветил фонарем:
— Так, Эрни… Теперь твоя очередь бежать в кустики! Этот «узюм»-таки козочка наделала!
— Эрни! Возвращайся скорей, — крикнула вослед малышу Маша Герман, — я тебе под голову вместо Эдиковой попы своего плюшевого мишку отдам! Все-таки ты же его нес!

А потом… потом снова пели песни, рассказывали всякие байки и было просто здорово! Так закончился выходной день Эрни в очень секретном институте.